Менять профессию Иван Васильевич не собирался. «Зачем? Я ведь за мечтой шел. Когда школу заканчивал, у пацанов два желания было — или мореходка, или летное училище. Я решил летать», — в сделанном давно выборе минчанин Проценко не сомневается и сейчас. 25 лет над облаками и более девяти тысяч часов за штурвалом. Пилотировал Ан-2, вертолеты и легендарный Ту-134. С небес на землю спустила… пенсия. Но распрощаться с авиацией не смог. И теперь работает в службе безопасности «Белавиа».
Сегодня у Ивана Васильевича выходной. Тот редкий случай, когда первым делом явно не самолеты, а девушки, точнее, девушка, то есть я. Мы пьем на кухне чай. Начинаю с романтики: «А облака вам снятся?» — «Да, но женщины как-то чаще, — шутит. — Ан-2, случается, вижу. Мы же с ним ровесники. Его в 1947-м выпустили, а меня в этом году родили. Когда в 1976-м устроился в Минский объединенный авиаотряд, сразу на нем и стал работать: тогда на борту Ан-2 еще пассажиров возили. Двенадцать человек — рейс».
Проценко хорошо помнит то время, когда наши люди, если и не в булочную, то из Минска, например, в Любань на самолете добирались: «Ты представь, на автобус билет из Минска в этот городок в 4 рубля обходился, а на Ан-2 — в 3,5, — делает паузу, видимо, ждет, пока я сосчитаю. — Только едешь четыре часа, а летишь 45 минут».
Стоимость других рейсов не называет. Говорит, не помнит, хотя маршруты отчеканивает так, как будто заходил на них вчера: «Копыль — Солигорск, Кареличи — Новогрудок, Нарочь — Поставы — Браслав…» — прерывается на телефонный звонок, а после подытоживает: «Но буквально через год билеты раза в два подорожали, и люди пересели на наземный транспорт».
А некоторые пилоты соответственно на вертолеты. Так Проценко оказался в сельхозавиации. «И все — да здравствуют колхозы Минской области!» — повышает голос. Получается довольно звучно: Иван Васильевич — мужчина крепкий, с усами. В жизни не поверишь, что ему 68! «Говорите торжественно, но как-то нерадостно», — поддеваю. Пилот не злится: «Шутница! Девять лет с марта по октябрь поля удобрял — нужное мы с ребятами дело делали. А когда в Беларуси работа заканчивалась, в Краснодар, Волгоград, Омск на помощь вылетали. А отпуск у нас, не поверишь, с декабря по март был».
После этого часть беседы, честно признаюсь, прослушала. Сидела, завидовала — небо, самолеты, три месяца отдыха. Но внимание мое собеседник вернул быстро: «А ты знаешь, сколько всего интересного было, пока мы во время сельхозполетов у бабулек квартировали?!» «Так, так», — готовлю блокнот. «Просыпаемся как-то, а на улице туман: света белого не видно. Куда лететь в такую погоду! Повезло, думаем, поспим хоть, а то каждый день за 30 минут до восхода вылетали. Часов в 11 вбегает агроном: «Чего не в небе?» Туман, отвечаем. Он: «Вы хоть на улице были?!» — «Выходим, а там солнце аж заливается. Стыдно… Оказалось, хозяйка наша с вечера окна полиэтиленовой пленкой оббила, чтобы, говорит, не пылились».
Параллельно летал Проценко с пожарными, ГАИ и учеными. С последними, к слову, работал по чернобыльской программе. «В мае 1986-го прихожу в эскадрилью, там шухер — срочно в Мозырь. Отпираться не стал. Задача была четкая: возили ребят из Гидромета, которые землю на пробы брали. Позже по этим данным карты радиационной обстановки составляли. Работали по стране и в 30-километровой зоне от аварии». Плохого или страшного о тех командировках пилот не рассказывает. «Продолжалось все это два года», — резюмирует. И точка. Иван Васильевич меняет тему: «На Ту-134 попал в 1992-м, пилотом меня оформили 1 апреля, и это не шутка.» — «С вашим чувством юмора в такое совпадение сложно не поверить», — отмечаю.
«Началась совсем другая жизнь, — продолжает. — Когда у тебя за спиной 76 пассажиров, ответственность резко возрастает. Да и после вертолетных 100—150 метров над землей 10 000 самолетных — космос».
Наконец, думаю про себя, дошли до самого интересного, и сходу: «ЧП в воздухе случались? В турбулентность попадали?» — «Да ну тебя, — одергивает. — Обходилось как-то».
— А буйные пассажиры встречались?
— Были! Один. Грузин… Иду перед полетом по салону, а в проходе — телик. Говорю: в багажное отделение надобно сдать. Он как спохватится: «Это ручная кладь!» Ладно, думаю, раз ручная, на руках и вези. Перед приземлением специально его проверил. И что ты думаешь?! Держал! Только длинный нос из-за кинескопа торчал.
— А девушки записки во время полетов передавали? — не отступаю.
— Главная девушка ждала на земле. В какой бы город ни прилетал, первым делом искал телефон, чтобы жене позвонить.
— Ну а не главные?..
— Была одна… Что скрывать. Валентиной Толкуновой звали, — опять шутит. — Так мне нравилась эта артистка, я даже в пилотской кабине открытку с ее фото повесил. Ребята как-то спрашивают: «А это кто?» Я: «Да жена моя». Они с завистью: «Повезло… красивая».
Во дают, думаю. Во дает, думаю, уже прощаясь на пороге. Про 25 лет на одном дыхании рассказал. Чувствуется, по жизни не идет — летит!
